Вокалистка «Барто» Мария Любичева: «Хотелось бы быстрее гонок на лафетах»
«Я как была в андеграунде, так и осталась! Мне запрещай-не запрещай – сама себе концерт сделаю. Если посмотреть на историческую ретроспективу, то заигрывания с властью приведут лишь к тому, что начнется литовка текстов…, начнутся только разрешенные мероприятия и фестивали. В конце концов, все артисты встанут перед необходимостью не только не высказываться «против», а высказываться активно «за». Им будет предложено, чтобы дальше выступать, эту «жопу президента», про которую говорил Шевчук, активно лизать!». Мария Любичева, вокалистка группы «Барто», композитор, поэт, художник. Мария считает, что сегодня в России важно любыми путями показывать, что ты против войны. Чтобы каждый, кто против, понимал, что он не в одиночестве и не сошел с ума. Полностью интервью с Марией Любичевой смотрите в новом выпуске «Очевидцев».
Расскажите о себе
Я из России, я вокалист группы «Барто», музыкант, композитор, автор текстов тоже. Мне 44 года. Кроме «Барто», я ещё и художник. Я занимаюсь искусством в широком смысле этого слова. Я художник, я ещё поэт, занимаюсь различными музыкальными проектами, не только «Барто», у меня есть сольный проект «Носуха». Я артист.
Первые мысли и чувства 24 февраля?
Это очень страшное ощущение. Это какое-то прям, знаете, оцепенение внутри, какой-то холод. Просто ужас какой-то.
Невозможность вообще понять, осмыслить, что вот это происходит со мной, с моей страной. При этом, в отличие от моих друзей, которые не верили до конца, что будет война, что мы нападем, я последние практически пару недель ходила с ощущением, что просто всё окружающее указывало на то, что война будет, что всё это случится. Этот совет безопасности — это же просто был кошмар. Когда я всё это видела, я не верила своим глазам. Было такое впечатление, что меня на машине времени отправили в совок.
То, что Путин — это Сталин, что вокруг вот эти люди, которые мямлят что-то невменяемое, вот эта госдума, в который коммунисты весело приняли эти пакеты законов о признание независимости ЛНР и ДНР, коммунисты, которые прошли до этого по-умному голосованию, как оппозиционные депутаты, — это всё такое позорище! Но это не отменяет того, что несмотря на то, что я уже ждала, что вот это все будет, и даже накануне был день рождения нашей подруги, в нашей большой компании театралов и людей искусства, мы собирались как раз, и обсуждали ситуацию, всё напряжение и накал, и никто не верил. Все говорили, не-не-не, этого не может быть, этого просто не может быть. Я стояла, смотрела на улицу Белинского в Петербурге и понимала, что завтра война. И завтра война. Но принять, понять вообще было невозможно всё равно. То есть, я в ужасе и в оцепенении этот день провела.
Почему Путин напал на Украину?
Я думаю, что одна из причин, конечно, это удержание власти, потому что рейтинг падал. Я пыталась за этим всем следить. Другая причина — это реванш старых людей, которые видят, что молодость наступает. А молодость, действительно, наступает несмотря на то, что у нас демографическая яма в этом плане, у нас молодых гораздо меньше. Но молодость всегда наступает, это нормально. Но тут вот люди не могут отдать власть никак вообще. Они просто ее выпустить не могут, а уж каких-то молодых людей туда пустить, даже из собственного окружения, это вообще невозможно, ну как так вообще. А плюс, ещё мне кажется, что Путин каким-то образом, считает себя, действительно, собирателем земель, вот таким эпигоном Петра, я не знаю, может быть, Владимира, что-то такое. Он же все время обращается к ним в своих речах, которые ему пишут, я так понимаю, политтехнологи всякие, спичрайтеры. Но тем не менее, он же читает, он же не дурак, он же понимает, что он произносит. И вот эти все обращения к древнерусской истории, к силе русского оружия, отечества, и эти все имперские замашки, оно тоже проявляется. Мне кажется какая-то часть, небольшая, этого тоже есть. Реванш совка тоже — самая главная геополитическая катастрофа двадцатого века!
Да неужели! Самая главная геополитическая катастрофа двадцатого века — вторая мировая война! А не распад совка, который было уже понятно, что экономически не живуч. Вот эти вот ходульные пенсионеры!
Мне очень хочет надеяться, что-то, что сейчас происходит — это последние, в агонии империи, судороги вот этих вот чуваков, которым хотелось бы быстрее гонки на лафетах. Жириновский, вот жалко, не задал тон.
Почему в России многие поддерживают войну?
Это большой вопрос на самом деле, насколько много людей в России поддерживают эту войну. Во-первых, социологии сейчас нет, это только ленивый не заметил, но это действительно так. То есть, мы не можем вообще опираться на эти данные. Если раньше, вначале, в феврале, марте, ещё можно было сказать, что какая-то часть поддерживает, то сейчас у меня большие сомнения, что большая часть людей поддерживает. Большая часть людей молчит. Потому что в какой-то момент, власть в течение многих лет, чуть ли не десяти, всем даёт по башке. И с каждым годом, с каждым даже не годом, с каждым полугодием, кварталом, даёт по башке всё жёстче. В Питере были очень жёсткие задержания, и когда Навальный вернулся, и вот сейчас, на антивоенных акциях. Там просто били всех, женщин, молодежь, стариков, без всяких вообще проблем, без всяких нравственных дилемм у этих людей, которых набрали в «Росгвардию» и во всякие защитные полицейские отряды. На их стороне сила, на их стороне оружие, на их стороне Закон, который разрешает сейчас бить, стрелять и вообще что угодно делать с мирными демонстрантами. Это отмороженные люди, порой мне кажется. Я вот смотрю на некоторых полицейских, они и в обычной жизни ведут себя неадекватно. Это люди, с которыми лучше вообще, вообще никак не пресекаться. Это хуже бандитов. Эти люди какие-то невменяемые. Такие вот люди, у которых сейчас есть оружие, дубинки. И понятное дело, что лишний раз никто не хочет об этом говорить. Атмосфера страха, давления, она очень сильна в России. Если раньше, например, я спокойно могла беседовать, а я так люблю с людьми побеседовать, много с кем общаюсь, много встречаю людей, и со мной тоже беседуют, поскольку я артист, и если я спокойно спрашивала даже незнакомых мне людей про отношение к войне, отношение к спецоперации, как угодно формулировала, то теперь эти люди не просто не отвечают, они еще и меня спрашивают, — а вы зачем спрашиваете, а вы откуда, а вы из Украины, а почему вы такие вопросы задаёте?
Почему войну поддерживает большинство музыкантов?
Ну, все во-первых люди. Музыканты у нас всегда были такие, мягко говоря, не очень активные. Правительство у нас тоже в этом плане хорошо поработало. В том плане, что если ты занимаешься политикой, занимаешься активизмом, то как только не обзывают тебя твои собственные сограждане и люди, которые имеют отношения к культуре. Ты у них и демшиза, и либерда, и вообще неважно каких ты взглядов придерживаешься, тебе просто придумают какое-нибудь унизительное прозвище. Музыканты, очень многие мои коллеги по сцене, они придерживаются именно такой точки зрения — моя хата с краю, мне работать не дадут. Вообще — то так и есть. Вот смотрите сейчас на Шевчука, уж насколько у нас авторитетный музыкант, и он, надо сказать, всё-таки достаточно аккуратно высказывается, но тем не менее, его концерты запрещают. БИ-2 концерты запрещают. То есть, все кто выступил с антивоенной позицией, все оказываются на обочине сразу. Мне, как андеграунд-музыканту, это не очень страшно. Вообще, как была андеграунд, так и осталась. Андеграунд
запрещай- не запрещай, я сама себе концерт делаю. Если посмотреть на историческую ретроспективу, то все эти заигрывания и соглашательства с властью ведут лишь только к тому, что начнется литовка текстов. Она начнется скоро. Начнутся только разрешенные мероприятия и фестивали. В конце концов, все эти артисты, они встанут перед выбором, и даже это будет не выбор, они станут перед необходимостью не только не высказываются «против», а высказывать активно «за». Им будет предложено для того, чтобы дальше спокойно выступать, вот эту «жопу президента» про которую Шевчук говорит, будет предложено активно лизать.
Испытываете ли вы чувство вины за происходящее?
Ситуация, когда ты просыпаешься и чувствуешь все время вину внутри от того, что ты гражданин государства-агрессора, и фактически рашизм-фашизм, то что мы делаем, это чудовищно, и надо расследовать эти преступления. Конечно, надо понимать, что пропаганда есть и с другой стороны. Я не наивный человек, который думает, что всё, что я слышу из Украины, какие-то новости, это всё хорошо и правда, а всё, что в России я слышу, это всё только ложь. Нет. Но всё равно, чувство вины, которое есть, с ним мне прям пришлось долго внутри работать. Потому что, с одной стороны, я никогда не голосовал за Путина, и вообще против власти в течение последних пятнадцати лет уж точно выступала, и активно мы транслируем свою позицию как группа, и я как человек. Если посмотреть мои соцсети, то я кричала: «Волки, волки!» все пятнадцать лет практически. Мы с моим первым мужем, основателем «Барто», Алексеем Отрадновым, мы историки, и вот то, что мы видели, собственно говоря, тенденцию к ожесточению, возвращение к тоталитаризму, у нас всё-таки не тоталитаризм, авторитарное государство сейчас, но для нас эти тенденции были очевидны. И мы пытались об этом говорить. А вокруг мы получали вот эту отдачу, вы демшиза, да вы какую-то фигню несёте, да чё вы кричите, давайте просто петь песни про любовь. Но не всегда петь песни про любовь получается. Нужно петь песни и про то, что действительно за окном твоим происходит просто чудовищная катастрофа. И хватит петь песни про любовь, потому что сейчас они никак не помогают.
Что могут сделать люди, которые против войны?
В тот момент вообще было непонятно что делать, когда случилось двадцать четвертое. Потом, как раз этот вопрос возник, потому что выходить на протесты, ну для очистки совести — да. Я пишу массу открытых постов у себя в соцсетях, потому что я знаю и поддерживаю моих коллег и просто людей, подписчиков, тех кто меня читает, поклонников. Это прям важная вещь — проговаривать, разговаривать об этом, показывать, что эти люди не одни, и я вижу, что я не одна. Для меня, кстати, большая поддержка, что осталось «Эхо Москвы», и как «Живой гвоздь» сейчас существует. Когда «Эхо Москвы» закрыли, для меня сначала прям всё рухнуло. Где же вообще сейчас получать вот такую информацию, которая более или менее поддерживает? Я понимаю, что моя точка зрения существует, она нормальная, она правильная, я не сошла с ума. У меня есть единомышленники, люди, которые также говорят, что нужно не потерять внутри вот этот стержень, нужно избавиться от чувства вины, потому что оно совершенно не конструктивное и деконструктивное чувство. В постоянном ужасе прибывать невозможно. Нужно как-то взять себя в руки, не потерять человеческое внутри и показывать людям, которые твои единомышленники, которые на твоей стороне, показать, что они не одни, что мы рядом, и постоянно не терять эти связи.
Почему вы не уехали из России?
Давайте громко так скажу, — я чувствую свою ответственность и цивилизационную миссию, как деятель культуры. Я, возможно, деятель культуры для ограниченного круга людей и субкультуры, но тем не менее, я думаю, что в ковид, например, обществу требовался ответ от медиков, и медики реально сплотились. Я думаю, что у меня есть такая традиционная миссия — оставаться и поддерживать людей внутри, чтобы люди чувствовали в себе силы бороться, выживать и не соглашаться. Потому что, одно дело — страх не выходить к Гостином двору, или на Пушкинскую площадь, а другое дело, когда внутри просто начинает стержень рушиться, и когда люди начинают отчаиваться. Я не хочу, чтобы это происходило, поэтому я пока не уезжаю из России. Но опять же, есть моя любимая цитата из фильма «Большой Лебовский» — мы скорбящие, но мы не лохи. Если прилетит уголовка, то я долго размышлять не буду.
