Кирилл Рогов: «У Кремля нет плана: есть непредсказуемые последствия импровизаций»
Кирилл Рогов — политолог, директор проекта «RE: Russia». Он считает, что после провала блицкрига в Украине, Кремль пытается менять тактику на ходу. Что заставит российский народ очнуться, кто займет место Путина и есть ли силы, способные остановить российского диктатора? На эти вопросы Кирилл Рогов ответил проекту «Очевидцы».
Расскажите о себе
— Меня зовут Кирилл Рогов, я аналитик, директор проекта «Re: Russia».
Уехал из России в начале марта и сейчас делаю экспертно-аналитический проект.
Почему в России до сих пор верят Путину?
— Потому что, в принципе, в России жизнь последние десятилетия относительно хорошая, она богатая, более богатая, чем раньше.
Люди как-то устраиваются в жизни, и им не хочется от этого обустройства, этого налаженного порядка вдруг отказываться. Они боятся Путина. Они понимают, что с ним опасно иметь дело – и лучше не иметь. И поэтому нужно сохранять свои мир и благополучие и не идти в зону опасности. Надежда это сохранить заставляет людей верить в то, что им предлагают думать по этому поводу.
Почему люди так покорно приняли мобилизацию?
— Я не люблю этот штамп по поводу того, что есть социальный договор, социальный контракт. Это такая абстракция, которую выдумали экономические аналитики, или политические.
Никакого контракта социального нету. Для людей есть баланс опасностей и предлагаемых выгод и издержек. Мобилизация еще не окончательно сместила этот баланс, потому что людям очень трудно идти на разрыв с установленным порядком. Им нужно для этого все продумать, и чтобы им это все несколько раз объяснили. Авторитарные режимы всякое объяснение блокируют. Это затрудняет людям принятие решения, и они продолжают в этом существовать.
Путин закроет границы и введет военное положение по всей стране?
— Полувоенное положение, которое объявлено, мало осмысленно, потому что непонятно, а что это дает? Я думаю, что само объявление связано с административным параксизмом. Надо всем объяснить, что все, никакие правила не работают, кроме тех, что нам нужны для войны, и это самое главное, и все должны под это подстраиваться. Но практического смысла в этом немного. Такое положение, при котором никакие законы не действуют, уже введено: что нам надо будет сейчас, то и будем делать.
Насчет границ, не знаю. Мне кажется, сейчас такое время, что все возможно. Потому что, когда у режима что-то не получается, он начинает очень много импровизировать, и эти импровизации в некотором смысле непредсказуемы.
Пока границы не закрывают. Режим считает, что тот отток людей, который происходит, вполне ему выгоден. Этот пар выходит наружу, и внутри не создается конденсации. Кроме того, у элиты путинской, родственники и дети находятся за границей, и в этом смысле это тоже опасно, потому что ты их лояльность проверяешь.
Два фактора – что это выпускает пар и что у лояльных элит и некоторой лояльной бюрократии много всего за границей, в частности, их родственники и дети. Вот эти два фактора ограничивают пока закрытие границ. В общем, это не очень пока нужно, пока они с этим справляются. Мне кажется, они, скорее, наладят более жесткую систему, чтобы регулировать выпуск и впуск.
Как определите нынешний режим в России?
— Это не режима, а дрянь какая-то. Ошибся Путин. Он не компетентен, он не просчитал, он совершил несколько ошибок, а теперь надо как-то компенсировать эти ошибки. И это не режим, это череда импровизаций, которая кончится установлением какого-то другого режима.
Но пока это все находится в движении к такому жесткому, авторитарному режиму, которого мы еще не знали, и люди, которые его создают, сами не понимают, чем он кончится.
Какие ошибки совершил Путин?
— Он сначала думал, что удастся повторить успех предыдущих военных кампаний, когда российской регулярной армии не решаются оказывать сопротивление в республиках бывшего СССР, и она марширует практически без сопротивления. И такое ее безусловное доминирование довлеет. Это было уже не раз, это повторяется, это не такая редкая история. То же самое можно было наблюдать, когда Советский Союз вводил войска в Чехословакию, в 1968 году. Ввели войска – и все. И никто ничего не делает, все понимают, что сопротивление бесполезно.
Также было в Крыму. В значительной степени также было в Грузии, когда российские войска двинулись в сторону Тбилиси. И было видно, что никто не сопротивляется. Видимо, он [Путин] рассчитывал на повторение этого сценария. Сценария этого не получилось.
Передовые части, которые шли на Киев были просто разгромлены. И это было чудовищное поражение. Это хорошие части, и они были разгромлены, потому что они не были готовы к тому, что им придется воевать. Они маршировать приехали.
Это было первое. Потом Путин попытался другую концепцию войны выстроить и показать, что все равно это мощная армия, которая в любом случае будет наступать, хотя и не с такой скоростью, и будет на юго-востоке расширять зону своего контроля.
Но тут он тоже, грубо говоря, «обделался», потому что выяснилось, что у него ничего не готово к такой войне. У него нет армии, которая способна ее вести. И дальше началась мобилизация. Это еще одна импровизация, уже третий фактор в концепции этой войны. Действительно, очень важно, что это импровизация. Они запускают очень разнообразные процессы. Эти процессы непредвиденны, и последствия процессов не просчитаны, потому что это делается на ходу.
Что должно случиться, чтобы народ в России очнулся?
— Я не знаю, что должно случиться в России, чтобы народ очнулся. Должно и дальше все развиваться так, как оно развивается, в таком сочетании медленного экономического ухудшения, нарастания бюрократического и административного хаоса, утраты доверия к тому, чему доверяли. И постепенно это накопится, я думаю. И приведет к каким-то последствиям. Люди будут искать выход, но где, в каком месте они его найдут, какой вариант им покажется более выигрышным — мы не знаем.
Что может остановить Путина?
— Ну, смерть.
Его может остановить и неподчинение элит, саботаж со стороны элит. А саботаж и неподчинение, в свою очередь, могут быть связаны с тем, что элиты почувствуют,
что люди не хотят, интенсивно не хотят. Это самые главные факторы.
Почему не произошло раскола элит?
— Раскол элит не происходит, пока его нет в обществе. Раскол элит — это обычно реакция на социальную динамику внизу. Потому что элиты, когда чувствуют большое недовольство в обществе, начинают это недовольство использовать в своих целях. И это раскол элит. Но пока нет ощущения, что это созрело. А пока у элит нет представления о том, что это созрело, они не будут идти на такую рискованную игру. Они боятся Путина, они боятся физического насилия над собой, убийства, тюрьмы. Это все такая реальность путинского режима.
Зачем выдумка про «грязную бомбу»?
— Это психологическая атака против Запада, против западного общественного мнения, в попытке склонить его к теме достижений договоренностей с Путиным.
Кто, если не Путин?
— Я думаю, что если режиму не удастся стабилизироваться и начнется брожение, сдвиги тектонические, то могут появиться самые разные неожиданные фигуры. Я думаю, это, скорее, должны быть компромиссные фигуры из системы. Часто кажется, что нету альтернативных лидеров. Это не так. Они появляются, как грибы после дождя, когда мокро. Тогда они вдруг вылезают отовсюду.
Чего вы боитесь больше всего?
— Если вдруг Путин действительно использует ядерное оружие в своем безумии, то это будет конец России. Сейчас можно придумать выходы какие-то из того ужасного состояния, в котором Россия оказалась. А вот это будет полной катастрофой, которая для страны закончится самым ужасным образом.
