Мы проиграли войну, потому что она была ошибкой

Аршака Макичяна вместе с семьей внезапно лишили гражданства России, где он прожил всю свою жизнь, хотя и родился в Армении. Сейчас ему 28 лет. Он климатический и антивоенный активист, скрипач. Был «амбассадором» экологического движения Греты Тунберг Fridays for Future, которое требует борьбы с глобальным потеплением. 24 февраля 2022 у Аршака была свадьба. На нее он пришел в рубашке с надписью Fuck the War. Выступает за эмбарго на ископаемое топливо из России, считает, что эта статья доходов позволяет вести стране войну. Мы поговорили с Аршаком об эффективности протестов, о ксенофобии и о том, за что его вместе с семьей лишили гражданства РФ в новоей серии проекта “Очевидцы”

Расскажите о себе.

— Меня зовут Аршак Макичан, мне 28 лет, я родился в Армении. Когда мне было около года, моя семья переехала в Москву. Я климатический активист, организовал движение «Fridays for Future» в России. До того, как стал активистом, я был скрипачом, учился в Московской консерватории.

Как изменилась ваша жизнь после 24 февраля 2022 года?

— Сильно изменилась. У нас получалось так, что свадьба была 24 февраля. Мы высказались тогда против войны, сфотографировались: у меня на рубашке было написано «Fuck the war», у Полины было синее платье, желтые цветы. Первый месяц мы выходили на протест и пытались добиться каких-то изменений. Потом стало очевидно, что открытые формы протеста, когда ты пытаешься делать что-то еще в рамках российского законодательства, уже не работают. Начали появляться новые законопроекты, когда тебя могут посадить за дискредитацию армии на 5−7-8 или 10 лет. И стало понятно, что Россия превращается в диктатуру, и если бы мы остались, нас или посадили бы, или мы бы жили в страхе. Когда мы решили уехать, было сложно, и сейчас сложно, поскольку я уехал не по гуманитарной визе. Мы уехали по туристическим визам, по которым у нас нет права на работу.

Почему вы начали заниматься активизмом?

— Было очевидно, что в России ситуация с правами человека, и не только, сильно ухудшалась. И мне показалось, что невозможно уже просто сидеть и писать какие-то оппозиционные посты в соцсетях — нужно выходить на улицы. Политика уже тогда начала приходить в жизнь студентов. Во-первых, я поступил в консерваторию в 2014 году, когда Россия оккупировала Крым, и я выступал против этого в своих соцсетях. Но, конечно, этого было мало. И плюс в консерватории начались разные пропагандистские предметы. Был, например, предмет «Основы культурной политики России», где была пропаганда фашистских ценностей. И в экологическом плане в России тоже все было ужасно, ничего хорошего. Я до этого не так много ездил по России, но когда начал заниматься активизмом поездив по регионам понял, насколько все плохо, если не брать только Москву.

Расскажите о «Fridays for Future», что это за движение?

— Это движение вдохновила Грета Тумберг. Она начала каждую пятницу выходить на протесты, к ней начали присоединяться другие школьники, студенты со всего мира. В 2019 году были очень большие протесты — миллионы людей по всему миру выходили. Мы тоже этим занимались в России. До пандемии движение росло, к нам присоединялись новые люди — каждую пятницу по 5−7 городов выходило. И это было что-то удивительное, поскольку в России протесты — это не что-то обычное. Вроде казалось, что в России всегда хватало поводов для того, чтобы возмущаться властью. Но когда ты понимаешь, что у тебя есть какая-то повестка, ты каждую пятницу что-то делаешь, пишешь в соцсетях, участвуешь в международных конференциях, становится ясно, что на самом деле в России нет климатической политики, несмотря на то, что говорят официальные делегации. И мы, в принципе, создали в России дискуссию о климате, потому что до нас все это называлось изменением климата. Мы называли это как есть — климатический кризис.

Что такое климатический кризис?

— Около 60% России находится в зоне многолетней мерзлоты, и климат в России меняется в целом в 2,5 раза быстрее, чем в среднем по миру. То есть все это тает, инфраструктура под угрозой, в том числе все нефтяные и газовые трубы, в том числе дома, которые строились на так называемой вечной мерзлоте, которая оказалась не вечной. В каких-то южных регионах, например в Дагестане, это опустынивание, про которое тоже никто не говорит в России, поскольку вся медиа-повестка у нас сильно сконцентрирована на Москве и Питере. В России много говорили про лесные пожары, которые становятся все больше и больше. И подобное, связанное с повышением температуры на глобальном уровне, происходит по всему миру. Это замкнутый круг: из-за изменения климата горит все больше лесов, горят леса — это еще больше выбросов СО2, и в итоге кризис ускоряется и ситуация ухудшается еще сильнее. И чтобы все это остановить, нужно снижать выбросы, переходить на чистые возобновляемые источники энергии, а в России этого не происходит. В России мы получаем от возобновляемых источников энергии менее 1%, а если взять Германию, то тут 50% получают от ветряков и солнечных панелей. Мы очень сильно отстали от Европы, и эта отсталость возникла не просто так. Российской власти хочется, чтобы Европа и россияне зависели от их ископаемого топлива (они считают, что это их топливо, поскольку они владеют акциями). И точно так же они не хотят, чтобы Россия переходила на чистые и возобновляемые источники энергии, поскольку там меньше возможностей для коррупции.

Вы много раз выходили на протесты. Протест имеет значение?

— Мы выходили с совершенно разными лозунгами: и про климат, и про разные локальные проблемы. Например, мы выходили на протесты, когда объявляли режим черного неба в Красноярске. Мы выходили на протесты, когда в Кемеровской области были взрывы в шахтах. Уголь — это самый грязный источник энергии. Мы поддерживали и Шиес, и протесты Башкортостана, когда пытались защитить — и защитили — Шихан Куштау. Многие экологические протесты были успешными. Когда россияне начинают понимать, что они могут действительно повлиять на ситуацию, и когда это происходит у них на глазах, они протестуют и добиваются успеха. Эти экологические протесты были, наверное, самыми успешными протестами в России. Ты смотришь в окно, а там свалка. И это очевидно, особенно когда твои дети травятся свалочными газами. То есть с экологическими протестами на самом деле было легче, чем с политическими, поскольку на политических людям нужно объяснять, что сейчас посадили Навального, а завтра могут прийти за тобой.

Почему экологов в России преследуют наравне с политической оппозицией?

— Это связано с тем, что экологи очень часто выступали против коммерческих проектов и не позволяли политикам зарабатывать деньги за счет продажи и уничтожения природы России. Например, «Экозащита» была одним из первых иноагентов, и это было связано с тем, что они выступали против атомных станций. С атомными станциями связанно очень много коррупции, ведь все это секретно. Многие другие экологические организации выступали против того, чтобы в парках не было застройки. И тут пропаганда ничего не может сделать, поскольку не будут же они говорить: «Нет, давайте вырубать парки, чтобы один олигарх заработал еще больше денег». Этому сложнее найти оправдание. А когда кто-то собирается участвовать в выборах, можно попробовать что-то против него сделать. Сказать, что Навальный плохой человек, наркоман или еще что-то. То есть инструменты пропаганды, влияющие на умы, работают против людей, занимающихся оппозиционной политикой. А когда ты защищаешь природу к тебе сложно придраться. Ко мне придрались, поскольку я армянин, но я это не скрывал.

Почему вас лишили российского гражданства?

— Ко мне поступили угрозы, когда я собирался баллотироваться на выборы в Госдуму. У меня были договоренности с «Яблоком», но в итоге они меня не выдвинули: сказали, что у них был с кем-то разговор. Мне пригрозили лишением гражданства. Ну, я подумал, что это смешно. Как можно меня лишить гражданства? Я же всю жизнь тут живу. Как оказалось, можно. И это был прецедент в истории уже военной России. Наверное, это было связано с моей антивоенной позицией — я активно выступал против войны, давал много интервью, в том числе международным СМИ. Видимо, им это не понравилось. Ещё я выступал в Европе и внутри России, когда мы выходили за эмбарго на ископаемое топливо из России. Это довольно эффективный инструмент давления на власть, поскольку все те деньги, которые у них есть, приходят за счет того, что мир покупает у них ископаемое топливо. Формальной причины на самом деле и не было. Они сказали, что при подаче документов на гражданство в 2004 году были представлены ложные сведения, а какие — не говорят. Сказали, что какие-то документы пропали. В России мы получили гражданство в 2004 году после 9 лет проживания, и после этого у меня оснований на гражданство не меньше, чем у любого другого россиянина. Это абсурд какой-то.

Война в Украине подавалась под соусом «денацификации». Вы, живя в России, сталкивались с ксенофобией?

— Конечно. Это чувствовалось даже когда я пошел в детский сад. Я помню, что меня обзывали, поскольку я был армянин. Это было очень глубоко укоренено в России, и пришло, наверное, из Советского Союза. Я сталкивался со скинхедами, которых тогда было много. Потом их стало меньше, но появилась уже путинская Россия, примерно такая, как сейчас. Я давал много интервью как активист, и под всеми интервью были комментарии: «Пускай к себе в Армению уезжает». И само это дело очень расистское. То есть это проявление расизма на государственном уровне. Мне кажется, денацификация нужна скорее России.

Почему так много россиян поддерживает войну?

— Россия — не свободная страна. В стране, где за мнение тебя могут посадить на 7 лет, нельзя сказать: «Люди поддерживают войну», поскольку люди боятся не поддерживать войну. За первый месяц войны задержали более 15 тысяч человек на антивоенных протестах, и это с новым законодательством, административками, пытками. Мы пытались что-то сделать. Сейчас в России появляется партизанское движение. Сейчас все радикализируется. Много россиян пытается продолжать не молчать, делать все возможное, чтобы остановить эту войну.

У России есть будущее?

— Какой будет России? Сейчас сложно сказать. Развалится? Нет? Чем дольше будет длиться война, тем больше шанс, что все это развалится. Даже после Советского Союза всем было очень сложно. И поэтому, мне кажется, сейчас не нужно рассуждать о том, будет ли у Российской Федерации будущее, а нужно пытаться помогать людям, у которых проблемы. Я тоже пытаюсь что-то делать: например, запустил петицию по гуманитарным визам, чтобы антивоенным активистам проще было выдавать визы, поскольку сейчас процесс очень мутный, и не так много людей их получает. И эту петицию на немецкой платформе подписали 35 тысяч человек. Пытаюсь достучаться до европейских политиков, ведь на них тоже лежит ответственность: они до сих пор покупают ископаемое топливо из России, они создавали Путина, они не поддерживали активистов, когда это было нужно. Сейчас я занимаюсь ещё и ситуацией в Арцахе — это тоже наследие Советского Союза и часть путинской политики. Россия взяла на себя международные обязательства — защищать коренное население Арцаха, но не выполняет эти обязательства, и сейчас они находится под угрозой, Армения находится под угрозой, поскольку Алиев такой же диктатор.

В будущем возможно восстановление отношений между Россией и Украиной?

— Смотря в каком будущем. Сначала мы выплатим репарации, потом, наверное, пройдет несколько десятков лет и возможно, если мы будем вести себя адекватно и у нас будет адекватная международная политика, отношения наладятся. Если брать историю, то, например, Турция до сих пор не признала геноцид армян, а прошло уже 100 лет. Многие люди будут думать, что мы проиграли войну, поскольку Запад поддерживал Украину, а в России была коррупция, но мы проиграли эту войну не из-за этого. Мы проиграли войну потому, что эта война изначально была ошибкой и ужасным преступлением. Мы пошли против международного права и человечности, потому что-то, что происходит в Украине — геноцид.

Оставьте комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Translate